По дороге Тёма сожалел о том, что не выпросил у родаков тыкву, произросшую на полях его латифундии:

— Нафиг она им нужна? Все равно готовить не будут из нее ничего… Я понимаю, если бы она им дорого досталась, а то ведь она растет сама по себе… посадил ее, и ей уже ни хера не нужно — сама растет… Да, я серьезно… сегодня по случаю Хэллоуина по ящику как раз репортаж про тыквы показывали, как их в Америке выращивают и продают на праздник, а те тыквы, что за день не продались, везут в зоопарк и скармливают животным. Даже показали, как бегемот жрет вооооот такую большую тыкву… зрелище, скажу я вам!

Обсудив эту животрепещущую тему кормежки животных в зоопарках мира (по этому случаю я блеснул эрудицией и между делом заметил, как с этим обстоят дела в Московском зоопарке, где я побывал меньше месяца назад), а так же выяснив, что Хэллоуин отмечается по-западному в один и тот же день, а конкретно в ночь на 1-е ноября, мы пришли на благословенный берег канала имени Москвы в заброшенный яблоневый сад около пристани. Несмотря на то, что у нас с Петровичем здесь прошло детство и потому это место было нам хорошо знакомо, мы неожиданно обнаружили, что совсем не ориентируемся впотьмах, и неплохо было бы прихватить с собой фонарик. Однако Артема густая темнота осеннего сада нисколько не смутила, напевая “Приятный день, темная ночь…”, он удалился куда-то в темноту, и уже через несколько минут мы услышали ободряющий хруст ломающегося сухостоя.

Прикинув, что Тёма справится и сам, мы решили выбрать подходящее место для предстоящей экзекуции. Я попробовал это сделать по методу дона Хуана, расфокусировал глаза, и обнаружив слева от себя какое-то светлое пятно, предложил его. Этим пятном моего восприятия оказался заброшенный костер, рядом с которым росла разлапистая яблоня, один из стволов которой, растущий не вверх, а в бок, представлял собой идеальное седалище, отполированное многочисленными задами так, что даже в темноте ствол дерева лоснился, словно ночная рыба, выброшенная на берег.

— Не… Не пойдет — видишь, тут ветки низко растут, еще подожжем чего доброго… — сказал Петрович.

Я отметил, что никто не собирается жечь костер до небес, и ветки тут не так уж и низко — рукой и то не достать, он мне ответил что-то о том, что он вот достать может, и вообще место так себе. Я уже собирался заметить ему в том духе, что раз так, пусть Петрович новое место и ищет, как из темноты появился Тёмыч с дрыном в руке.

Может быть этот дрын, символизирующий посох, крестовую масть, стихию огня, принадлежность к касте кшатриев — воинов и правителей, и успокоил наши дебаты, может — всем было все равно, где будет костер, но мы немедленно приступили к ДЕЛУ. Сначала соорудили крест, Артем достал белую сорочку и одел ее на перекладину. Застегнув пуговицы и вставив в манжеты по одноразовому стаканчику, мы отошли на пару шагов, оценивая первые результаты.

— Объему мало… — резюмировал Тёма. — Грудей нет…

Мы пошли на второй приступ, Тема одел на чучело жилетку, я насовал в рукава флаерсы отмененного концерта в “СУВАЛКЕ”, (что должен был состояться 9-го сентября, на который мы с Артемом все-таки приехали — встретить фэнов и предупредить, что выступления не будет… Лучше бы мы не приезжали… У Темы, как на грех, оказались невостребованные 20 баксов, и мы так здорово нарезались, что некоторые моменты вспоминать стыдно… да и трудно вспоминать-то… Помню, что под конец Тёмыч отлил возле самой сцены, а домой мы ехали на тачке за счет двух подруг, с которыми мы там и познакомились, с одной из которых лично у меня и по сей день продолжается виртуальный роман, грозящий перерасти в реал-тайм, а у Темы… ну да ладно, про личную жизнь нашего лидера спросите у него сами), а Петрович тем временем открыл ПОРТВЕЙН.

— Уже лучше… — порешил Артем, оценивая созданное.

— Давай выпьем! — порешил Петрович, оценивая сказанное.

Предложение было принято единогласно. Я достал одноразовые стаканчики, раздал их, и тут возникла неловкая пауза, знаете, какая бывает после того, как кто-нибудь не смог дождаться тоста и выпил в одинаре, а остальные смотрят на него, подняв наполненные бокалы, и думают — может, так сделать всем, или же осудить заблудшую овцу и напомнить, что благословенная Грузия пока еще граничит с Российской Федерацией и вообще долгое время входила в состав нашей империи, заметно повлияв на русскую культуру распития алкоголя и раскуривания табака посредством кривых трубок… Разница состояла в том, что бокалы были на сей раз пусты у всех, а Петрович тянул с разливом…

— Что случилось? — спросил я, в свете огонька зажигалки разглядывая большие красные буквы на этикетке бутыли.

— Это и есть подходящая для этого славного нектара посуда? — спросил Петрович, и по его голосу я понял, что он оскорблен в самых лучших своих переживаниях.

— Да, это самое подходящее для данного момента… — отвечал я, от чего-то уверенный в своей правде. — Петр, истину глаголю тебе: не пропоет и первый красный петух, как ты уверуешь в это…

— Наливай давай… — сказал Тема. — Или тебе стаканчики граненые подавай?

— Ну хоть бы и их… — ответил Димон, наливая по три буля.

— Щас спою… — ответил Тема и мы чокнулись.

— За что пьем? — спросил я.

— За чучело, — предложил Петрович.

— За то, что будет, пить нельзя… — напомнил я.

— Тогда за Хэллоуин, — снова предложил он.

— Хэллоуин еще не наступил, — откликнулся Тёма. — Еще нет 12-ти…

— Ну, тогда не знаю… — сказал Петрович так, что стало ясно, что предстоящий праздник на грани срыва.

— Тогда давайте за последний день октября двухтысячного! — предложил я красивое спасительное решение и услышал дружное:

— Давай!

Мы, чокнувшись еще раз, выпили. Вкус у вина был густой и вязкий, но слаще, чем на базаре Коктебеля. Я пил за уходящий день двухтысячного, принимая его в себя вместе с вином. Погода в этот вечер стояла прекрасная. Было тепло — плюс десять, что не наблюдалось с 1983 года и может быть там, на небесах, великий бог Синоптик уже встретился с веселым богом Бахусом, они пили тот же самый ПОРТВЕЙН и Бахус, похлопывая коллегу по плечу, по-дружески сказал:

— Видишь вон там, внизу… Москва… теперь левее и выше, канал и два моста — железнодорожный и кольцевой автодороги… да, да, да, в саду… Вот там сейчас собираются открыть точно такую же бутылку, и ты знаешь, мне, конечно, насрать на тех, кто будет ее пить, даже не вспомнив обо мне, но мне по-божески жаль саму бутылку: понимаешь, она еще девственница, в нее впервые было налито вино, и мне бы не хотелось, чтобы воспоминания о своей дефлорации ассоциировались у нее с плохой погодой, она ведь только что с Юга… Ты уж посодействуй, а?

— Говно вопрос, — отвечает ему Синоптик, захмелевший и раздобревший оттого, что выпил натощак, просовывая руку в облако по самый божественный локоть и завинчивая какой-то вентиль. — Дождь отменяется!

Выпив, мы пошли на третий приступ создания ведьмы.

Тема быстро, и, можно сказать, виртуозно, приделал к кресту нижнюю перекладину и собирался прикрепить к ней юбку, пустив ее поверху, но мы с Петровичем дружно охаяли этот план, заявив, что если сорочку мы одели, то и юбку надо одеть также.

— Что, у нее жопа голой останется?

— Блииииииин. Тогда поднимайте, а я буду ей одевать… — промолвил Тёма, стесняясь от возложенной на себя миссии и расстегивая молнию юбки.

Крест пришлось выдернуть из земли, и, пока Артем просовывал ноги ведьмы в ее одежды, я аккуратно придерживал ее за талию, а Петрович красочно комментировал то, как мы выглядим со стороны.

— Я же говорил — камеру надо было взять, — сказал Артем.

— Все равно темно… — успокаивал его я.

— Ерунда, сняли бы… хотя бы на фото…

— Может, еще по чуть-чуть… — предложил Петрович.

Пока он наливал, мы сделали голову. Разумеется, Шар решил напоследок заставить за собой поухаживать именно меня, своего хозяина, и мне на ощупь пришлось повозиться с тонкими ниткам, узелками и привязыванием, а когда я все сделал, он понурил свою голову и загрустил. В дело вмешался Артем и, издав странный звук, ни на что не похожий, а потому неописуемый (если хотите услышать, приходите на концерт — он иногда его произносит после удачной песни), означающий крайнюю степень удовольствия, Тёма схватил пакет, в котором он принес свое тряпье, и одел его на шарик и верх креста.

Голова ведьмы, увенчанная полиэтиленовой короной с изображением полногрудой красавицы (очевидно — тоже ведьмы) гордо поднялась, и, пожалуй, именно в этот момент мы все почувствовали, как набор неодушевленных предметов внезапно превратился во вполне живое чучело.

— Круто! — сказал Петрович, осматривая композицию со стороны.

Я отошел на пару шагов, сел на дерево и пока еще трезвым взглядом оценил наши усилия. (В скобочках отмечу, что этим даром я обладаю с раннего детства, и моя оценка чего-либо обычно бывает наиболее чуткой и разумной…). Получилось действительно неплохо: Ведьма оказалась весьма высокого роста и по случаю праздника была одета в белую сорочку, цветастые безрукавку и мини-юбку из одинаковой материи — для той темноты, которая окружала нас, она выбрала самый подходящий вечерний наряд.

— Курнем? — спросил кто-то из нас, а может быть этот вопрос витал в воздухе и мы его задали одновременно.

Сказано — сделано.

В перерывах между затяжками Тёма и я совершали ритуальный обход против часовой стрелки, но у каждого это получалось по разному: я расставил руки как крылья и не столько обходил, сколько облетал вокруг нашей будущей жертвы, Артем же спокойно фланировал, сунув руки в карманы. Я сначала подумал, что он это совершает без особого эзотерического смысла, но на втором кругу оказалось, что он считает шаги…

— Надо сделать шестьсот шестьдесят шесть шагов… — сказал он, затягиваясь.

— Не нравится мне эта ваша сатанинская эстетика… — промолвил Петрович.

— А я вовсе и не сатанизмом занимаюсь. — отвечал ему я, заходя на третий вираж — Я вполне серьезно собираюсь сегодня сжечь свои недостатки, символизируемые этим чучелом.

— И все равно мне эта эстетика не нравится… — сказал Петрович, и мы молча занялись каждый своим делом: я — летал вокруг сокровища своих недостатков, Артем — считал шаги, а Петрович неодобрительно наблюдал за нами.

— Бляяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя… — тихо сказал Тёмыч, когда число шагов перевалило за четвертый десяток.

— Чего такое? — спросили его мы толи одновременно, толи мысленно, точно не помню.

— Вставляет…

Мы похихикали.

Жечь ведьму решили не торопиться: Артем так вообще предлагал подождать до полуночи, но сидеть три часа и таращиться на чудо наших рук не хотелось никому, включая и Тёму. И все же торопиться мы не стали: сев на бревно, мы еще раз наполнили кубки.

— За что пьем? — спросил я.

— Давай за сайт выпьем… — предложил Петрович, мягко переходя на волнующую его тему.

— За то, что будет — пить нельзя… — мягко поправил его я.

— Опять ты начинаешь… — обозлился он.

— Не начинаю, а продолжаю следовать традиции — не пить за успех безнадежного дела… Еще скажи, что это сатанизм…

— Конечно сатанизм… Чистой воды сатанизм — выпить не даешь…

— А что за сайт? — поинтересовался Артем.

— Да я вот думаю “ЛЮКАМ” сайт нарисовать…

— А нам уже рисуют, — ответил Тёма.

— И как он называется? — спросил Петрович.

— Пока его нет еще, но будет он называться как-нибудь “бако лабаново точка ру” или нечто подобное…

— Хуже не придумать… — сказал я то, что всегда говорю на эту тему. — Слишком сложное название, да и не каждый, кто нас слушает, знает, что мы играем в стиле “Бако Лабаново Степ”…

— Почему, я на каждом концерте об этом говорю… — возразил Тёма.

— Может, зарегистрируем “ЛЮЧИЙ” сайт под именем “бако лабаново точка степ”? — ошалело спросил Петрович.

Мы посмеялись и выпили за Ведьму, предложив ей присоединиться к нам.

Она отказалась.

— Первый раз чучело делаю, — сказал я, разглядывая даму. — Может, на лето в податься на заработки в деревню?

— Врешь, второй раз это у тебя, — сказал Петрович и напомнил, как в нашу с ним бытность ритм-секцией группы “СПИРТ” мы репетировали в подвале жилого дома, пока нас, как водится, оттуда не попросили. Обидевшись на ЖЭК, уезжая, мы в отместку решили сделать прощальный подарочек. С тряпьем проблем не было: в ход пошли мои джинсы и парадно-выходные солдатские ботинки и рубашка, густо испачканные гудроном по причине подработки в них во время летних каникул на мягкой кровле какого-то детсадика Южного округа Москвы.

Голову делать не стали по причине отсутствия похожего предмета. Завалили ее ящиком, подогнули руки-ноги, получился труп в итоге. И причем весьма достоверный. Бабу из ЖЭКа, что поначалу дала нам этот подвал, а после того, как мы навели в нем порядок — выгнала прочь, чуть кондратий не хватил, и, по слухам, с тех пор она этот дом побаивается.

— Классная история… — отметил Тёма. — Лабановская…

— Слушай, Тём, а что такое Бако-Лабаново Степ? — спросил Петрович.

Ну вы же знаете Петровича — (по крайней мере поняли, кто он такой, оценив этот сайт, который как раз зарождался в ту хеллоувиновую ночь) — любит запросто задавать вопросы о непознаваемом.

Дело в том, что ответ на него каждый ищет сам, и разгадка этой тайны зависит от внешних обстоятельств и уровне продвинутости человека, а потому окончательного ответа добиться от Тёмы было сложно. Поясняю на конкретном примере.

Когда мне впервые попал в руки альбом “Зе Бест Оф”, на его обложке я прочел странную фразу Артема:

“Группа “ЛЮКИ” играет в стиле Бако Лабаново Степ, отличительной чертой которого является отсутствие качественного звука и аккуратности исполнения. Права не защищены.”

Конечно мне, как директору, было не очень удобно распространять сию демозапись со столь эпатирующим эпиграфом, я стеснялся и комплексовал по поводу оформления альбома, однако вскоре я заметил, что арт-директора клубов, как правило, никакие надписи на кассетах не читают (они и книги-то, наверное, читают редко), и со временем я решил, что во-первых — тут явно вкралась опечатка, а во-вторых — Артем зашифровал здесь послание, раскодировка которого мне предстояло постичь.

“Мы круто лабаем на концертах, потому что часто репетируем”.

Осознав, сколь великое заклинание сокрыто на обложке кассеты, я поневоле ее зауважал и окончательно расстался с комплексом неполноценности оформления альбома.

Стоит ли говорить, что невинный вопрос Петровича о сути Бако-Лабановского Степа заставил меня насторожиться: ведь только Тёма досконально знает многозначный смысл этой философии, позволяющей познать сущность микро- и макрокосмоса, а также постичь начало и конец времени и пространства. И, кто знает, может быть здесь и сейчас, без свидетелей, он решится открыть нам самое сокровенное знание, как сделал это когда-то для Арджуны перед сражением на поле Куру…

Возможно, и сам Артем почувствовал мистичность этого мгновения:

— Бако-Лабаново Степ… — начал было Тёма, но тут он снова издал свой странный звук, который на сей раз не предвещал ничего хорошего:

— Лови ее! — крикнул он нам.

Мы с Петровичем вздрогнули и обернулись назад, в сторону Ведьмы, ожидая увидеть как она, ожив от Тёминого заклинания, стремглав несется от нас через сад.

Она действительно сделала попытку спастись: от возникшей парусности Чучело стало падать, и я еле успел поймать ее (за талию).

— Все, пора ее жечь. — сказал Тёма, и мы поняли, что он прав: ему, как и нам, было стыдно, что мы забыли про эту свидетельницу нашей тайней вечери, и теперь все, что мы можем сделать — это сжечь Ведьму и успокоиться.

— Давай разделим обязанности… — сказал я, устанавливая Чучело и вынимая у нее из кармана парочку флаерсов.

— … Петрович наливает, Тёмыч обливает, а Пастр поджигает.

— Давай, — согласился Тёма. — Только сразу договоримся: когда я буду струячить, чтоб никто не курил… Может, сначала отольем?

— На нее? — предложил я.

— Сатанизм!!! — промычал Петрович, когда мы приступили к ритуалу.

— А ты что сидишь? Наливай! — сказал я.

— Вы, значит, отливай, а я — наливай…

— Ну да… разделение труда, — сказал Артем, застегивая ширинку и доставая зажигалку. — Смотрите!

В мерцающем свете огонька рожа Ведьмы была почти живой: на нас смотрела веселая половинка шарика, словно Чучело вместе с нами радовалась предстоящему ритуалу. Странным образом это меня успокоило: я уже успел к ней привыкнуть и потому мне было жаль делать то, что мы наметили, и я даже собирался предложить не жечь Пугало, а оставить так, как есть. Пусть оно чутким стражем стоит до весны, охраняя сон яблонь, пронырливые дети, гуляя, будут водить вокруг нее хороводы, подростки собираться тут на тусовки с дешевым портвейном, взрослые будут знать, где искать им своих чад, а бабки, если случайно забредут сюда, то испуганно перекрестятся, приговаривая: “Чур меня, чур!!!”

— Круто… — сказал я, застегиваясь.

— Круто… — сказал Петрович, забыв о разделении труда.

— Вот это и есть Бако-Лабаново… — сказал Артем, гася зажигалку. — Где бензин?